Винни пух спас пятачка от наводнения где ошибка

Главная
>
Выпуск № 18
>
Английский spleen на русский лад: «Винни-Пух» Бориса Заходера и Виктора Вебера.

Надежда Нестюричёва

Английский spleen на русский лад:
«Винни-Пух» Бориса Заходера и Виктора Вебера

Детские писатели – народ особенный. Это волшебники, помогающие маленькому человеку формировать полноценную картину мира, знакомиться с возможностями родного языка, преодолевать трудности первого чтения. Они всегда знают «Зачем это?» или «Почему так?» и, главное, готовы рассказать обо всем просто и выразительно. Иногда, правда, случается, что некоторые из них избегают называться детскими, опасаясь, что читатель несправедливо решит, будто литература для детей – дело несерьёзное, и оставит без внимания их труды для зрелой аудитории. Таким был Алан Милн – автор историй об игрушечном медвежонке Винни-Пухе, затмившем успех всех предыдущих, «взрослых» книг своего создателя. В этом году исполняется сто тридцать лет со дня рождения писателя, его драматургия и политические памфлеты сейчас известны лишь малому кругу читателей, но популярность «Винни-Пуха и всех-всех-всех» неизменно высока. Книга, переведенная на множество языков, полюбилась уже не одному поколению. Своему триумфу в России она обязана переводчику и писателю Борису Заходеру, первому, кто свёл русскую читающую публику с Пухом, Пятачком, Кроликом, Совой и осликом Иа-Иа.

С тех пор, как герои сказки заговорили по-русски (а первая публикация заходеровского «Винни-Пуха» была сделана в 1960-м году), медвежонок настолько комфортно обосновался в России, что многим читателям не верится, что его родина – далёкий туманный Альбион. На вопрос: «С чьим именем ассоциируется у вас книга о Винни-Пухе?» восемь из десяти ответят «Борис Заходер»; нечаянно попавший в эту выборку студент или преподаватель филологического факультета, конечно, вспомнит и Милна; остальные оставят вопрос без ответа, хотя Винни-Пух знаком и им. Во многом судьбу литературного персонажа в России определило его мультипликационное воплощение.

Заходер-сценарист не нашел общего языка с режиссером мультфильма Федором Хитруком, не был доволен ни способом сотрудничества, ни концепцией готовящегося мультфильма, даже нарисованный Винни-Пух выглядит в мультфильме вовсе не таким, каким он представлялся Заходеру¹. В интервью газете «Известия» жена писателя, Галина Заходер вспоминает: «Какие опилки могли поместиться в этой картофелине? – говорил муж. – Там типичный поролон!» Тем не менее, вряд ли найдется россиянин, который не смог бы продолжить фразы «Куда идём мы с Пятачком?» Многие цитаты из текста мультфильма скоро после выхода первой серии проникли в сферу бытового общения, где активно употребляются и сейчас, нашли отражение в детском фольклоре, а это ли не доказательство меткости выбранного переводчиком и сценаристом слова и точности созданного ими образа?

Заходер, человек жизнерадостный и тонко чувствующий юмор, работая над переводом «Винни-Пуха», создавал яркое и светлое произведение, пригодное для детского чтения. Перевод детской книги – процесс, который требует тонкого вкуса, высокого уровня профессионализма и художественного мастерства, ведь ребенку, самому суровому критику, не важно, какое слово или выражение употребил иноязычный автор, как и какими способами можно его переводить. Ребенку важно, чтобы интерес к книге сохранился у него от первой и до последней строчки, чтобы шутки были понятными, а язык, вместе с тем, не упрощался до примитивного уровня. Такого эффекта может достичь только автор, знакомый со спецификой языка и стиля детской литературы, автор, ориентирующийся в своём творчестве на особенности детского восприятия.

«Зачем вам нужен этот английский spleen?»² – недоумевал Корней Чуковский, поначалу скептически отнёсшийся к затее Заходера переводить «Винни-Пуха…». От spleen`а писатель действительно отказался, но идею перевода не оставил, благодаря чему российский читатель имеет своего собственного, наивного и обаятельного, забавного и доброго медвежонка Пуха. Борис Заходер и сам не раз подчеркивал, что адаптация книги Алана Милна для русского читателя требовала не просто перевода, а пересказа – несомненно, куда более сложного художественного вмешательства. Так первый «Винни-Пух» на русском языке стал самостоятельной авторской работой. «Я действительно писал “Винни-Пуха” по-русски. И стремился все написать так, как, по моим представлениям, написал бы автор, если бы русский язык был его родным языком»³, – комментирует Заходер свой метод.

Долгое время пересказ Бориса Заходера был единственным доступным способом познакомиться с приключениями героев Милна. Читатель не возражал против некоторых расхождений русского текста с оригиналом, а порой и не знал о них, с благодарностью принимая эту книгу именно в том виде, в каком она вышла из творческой лаборатории Заходера.

В 1994 году В.П.Руднев в составе труда «Винни Пух и философия обыденного языка» публикует «первый полный перевод», который носит, скорее, экспериментальный характер и направлен на реализацию концепции аналитического перевода. В.П.Руднёв, между тем, не умаляет значения работы Заходера, отдаёт должное его творческим находкам и охотно соглашается с некоторыми из них, поясняя: «Мы стали исходить прежде всего из интересов автора, Алана Александра Милна. И там, где эти интересы были, как нам казалось, соблюдены, мы не ломились в открытую дверь, удовлетворяясь тем, что есть, там же, где, как нам казалось, перевод перебарщивал в ту или иную сторону, мы проявляли соответствующую активность»⁴.

Гораздо более любопытна амбициозная попытка переводчика В.Вебера представить публике настоящего «Винни-Пуха», не переиначенного и не сокращенного: в 1999 году на прилавках книжных магазинов появляется его перевод – вызов Заходеру. В.Вебер, старающийся выглядеть горячим борцом за права книги и её автора – Алана Милна, сам себя назначил спасителем русскоязычного читателя от «неправильного» «Винни-Пуха». На вопрос о переводимых им зарубежных писателях Вебер отвечает: «Самый любимый – Алан Милн. Очень рекомендую прочитать его «Винни-Пуха» (не того пионерского «Винни-Пуха», каким сделал его Заходер, а милновского)»⁵. Но характеристика «пионерский» в адрес заходеровского перевода, полученная от В.Вебера, – это еще комплимент. В попытках убедить читателей в том, что долгие годы Заходер водил их за нос, он выкладывает один из своих самых сильных аргументов: перевод, знакомый нам с детства «кастрированный: в нем отсутствуют главы, стихотворения, предисловия»⁶. Вот, что называется, удивил.

Заходер, между тем, никого не обманывал – на обложках изданий его «Винни-Пуха» указано: «пересказ». За эту помету писатель бился с издательствами, выдерживая литературные экспертизы и наблюдая за пиратскими спекуляциями именами своих героев. Обосновывая избранный способ работы над иноязычным текстом, Заходер пишет: «существует только один способ перевода, позволяющий переводить непереводимое, — это писать заново. <…> Таким образом, переводчик становится фактически соавтором. Это ничуть не умаляет ни прав, ни славы автора. Ведь соавтор его является таковым на “территории” своего языка»⁷.

В.Вебер в своих суждениях о переводе занимает противоположную позицию: «Я твердо убежден, что хорошим переводчиком может быть лишь тот, у кого никогда не возникает желания написать что-то свое (исключение – поэты, они могут быть хорошими переводчиками прозы). Потому что задача переводчика – перенести произведение с одного языкового поля на другое. Из писателей переводчики обычно получаются так себе, потому что их все время тянет, такой уж склад ума, «улучшить» автора»⁸.

Полярность взглядов В.Вебера и Б.Заходера на сам процесс перевода, на допустимую степень вторжения переводчика в оригинальный текст и порождает остро переживаемый Вебером конфликт между классическим, утвердившимся в русской культуре русским переводом и желанием твердо следовать каждой букве авторского произведения. Непонимание Вебером художественной ценности перевода Бориса Заходера может быть связано с тем, что сам он – не художник, Винни-Пух как носитель творческого начала ему далёк. Вебер утверждает: «Перевод – работа творческая, механического там ничего нет», и тут же противоречит собственным словам: «Мне представляется, что перевод – это призвание. Сказать, что для этого нужно особое состояние души, не могу. Но вот чувствовать автора, войти в его мир необходимо»⁹. Мир автора – не дверь, всегда открытая нараспашку, войти в него без «особого состояния души» не так-то просто, и переводчик тут либо лукавит, либо плохо представляет себе, что такое «творческая работа». Во всяком случае, в том, чтобы просто «перенести произведение с одного языкового поля на другое» механического как раз больше, чем творческого.

Комментируя свой пересказ и раскрывая природу своего соавторства, Заходер пишет: «Мой вклад в книгу <…> был, так сказать, не на “макро”, а на “микроуровне”. Мне кажется, что, когда речь идет о подлинном искусстве, это самый подходящий уровень. Думаю, не надо объяснять, что подобное вмешательство во всех случаях было вызвано стремлением максимально выявить авторский замысел, максимально используя возможности, которые предоставляет писателю русский язык». Это высказывание можно считать справедливым лишь отчасти: наряду с россыпью едва уловимых, тонких и, вместе с тем, очень точных деталей в тексте перевода появляются обширные купюры и вставки – вольности, которых В.Вебер себе позволить не может.

Самое масштабное композиционное изменение, которое вносит в книгу Борис Заходер, – это сплавление в одну двух книг Алана Милна: «Винни-Пух и все-все-все» и «Дом на Пуховой опушке». Заходер отказывается от предисловий, разводит образы автора-повествователя и Папы-рассказчика, выпускает отдельные фрагменты и главы, сокращает и видоизменяет стихотворные вставки и делает все это не с целью изуродовать книгу до неузнаваемости, а в стремлении сделать её занимательной для ребёнка.

Заходер, например, не воспроизводит полностью десятую главу книги, в которой обитатели Дремучего Леса чествуют Винни-Пуха, спасшего Пятачка от наводнения. Писатель сокращает эту главу до пары абзацев и объединяет с предыдущей, описывающей собственно наводнение. Такой ход кажется вполне логичным, ведь во всех остальных повестях развиваются отдельные сюжеты, развязка каждого из которых приходится на конец главы. У Милна в десятой главе не происходит никакого интересного приключения, она довольно пространно описывает событие, являющееся, по сути, второй развязкой истории о вызволении Пятачка из затопленного домика. Сокращение, предпринятое Заходером, делает сказку более динамичной и привлекательной для ребенка.

В переводе Бориса Заходера мы не встретим и диалога между Кристофером Робином и папой в конце шестой главы, в которой ослик Иа-Иа празднует день рождения. Кристофер Робин спрашивает папу, только что закончившего рассказ, о том, что же он, маленький мальчик, подарил Иа-Иа на день его рождения, и сам отвечает на свой вопрос: «Я подарил ему коробочку с красками, чтобы он мог ими рисовать» (пер. Вебера). Почему Заходер отказывается от этого эпизода? Не потому ли, что в стремлении заострить характеры милновских героев Заходер почувствовал, что из пессимистически настроенного старого ослика живописец выйдет посредственный, а следовательно, и коробочка с красками ему ни к чему? К тому же, опущенный Заходером фрагмент параллельно повторяется в сокращенной, но все же переведенной Заходером десятой главе, повествующей о праздничном обеде во славу Винни-Пуха. Кристофер Робин устраивает торжество и вручает Пуху награду – коробку с цветными карандашами. Здесь никаких противоречий нет: Пух, пусть голова его и набита опилками, является в сказке носителем творческого начала – он пишет стихи и песни (благодаря Заходеру, еще и классифицирует их в жанровом отношении – на Шумелки, Ворчалки, Кричалки), обладает богатым воображением и представляет собой натуру увлекающуюся. Так что можно предположить, что переводчик, избавляясь от фрагмента, вносящего в образ Иа-Иа «необязательный» штрих, одновременно избегает неудачного повтора в содержании.

Кроме того, эпизод разговора Кристофера Робина с папой мог быть исключен из пересказа, так как предполагал смену плана повествования – со сказочного на реалистический, а Заходер, как видно, старается ограничиться лишь одной главой, в которой возможны смена и смешение этих двух планов, – первой, организующей композицию «рассказа в рассказе». Во всех последующих главах Папа-рассказик у Заходера уже не обращается к Кристоферу Робину то напрямую, то в третьем лице, да и сам, не участвуя напрямую в действии, присутствует только в качестве мнимого автора историй об игрушках своего сына.

Аналогично тому, как с легкой руки Заходера-переводчика Иа-Иа избавляется от неуместной в его положении и при его характере участи стать художником, Пятачок лишается возможности поразмышлять о своих друзьях в критической ситуации. В переводе Вебера с буквальной точностью воспроизводятся спокойные и даже несколько меланхоличные рассуждения Хрюки (так зовут героя веберовского перевода), рискующего в ближайшее время уйти под воду вместе со своим домиком: «Взять, к примеру, Пуха, –рассуждал он. – Умишко у него, конечно, слабенький, но ему от этого никакого вреда. Городит какие-то глупости, а получается все хорошо. Или Сова. Есть ли у нее ум – еще вопрос, зато она многое знает. И уж точно знает, что надо делать, когда кругом вода. Или Кролик. Ученым его не назовешь, но он всегда может придумать хитроумный план». В том же духе про Кенгу, ослика и Кристофера Робина. Трудно представить, что это тот же самый Пятачок, вечно обуреваемый страхами и сомнениями, что и у Заходера. Борис Заходер оставляет своему Пятачку лишь те мысли, которые непосредственно связаны с надвигающейся опасностью: маленький поросёнок ищет варианты спасения и, прежде чем его накроет волна панического страха, успевает остановиться на решении послать письмо в бутылке. Пятачок Заходера, даже отправляя спасительное послание, не забывает и о других подстерегающих на каждом углу опасностях, например, об опасности выпасть из окна: «он положил бумагу в бутылку, как можно лучше закупорил бутылку, как можно дальше высунулся из окошка – но так, чтобы не выпасть, – и изо всех сил бросил бутылку».

Заходер творчески подходит к оригинальному тексту и, работая над характерами персонажей, делает вставки, иногда настолько оригинальные, что удивительно, как тонко он чувствует героя и насколько близко он подошел к замыслу Милна. Заходер не меняет всё на свой лад, а лишь стремится придать сказке яркости и остроты, чтобы маленький читатель смог получить от чтения то же удовольствие, какое получил он сам, впервые столкнувшись с «Винни-Пухом» в библиотеке: «Это была любовь с первого взгляда: я увидел изображение симпатичного медвежонка, прочитал несколько стихотворных цитат — и бросился искать книжку»¹⁰.

«Борис придал персонажам черты, которые не рассмотрел в них сам Алан Милн»¹¹ – подчеркивает уникальность работы мужа Галина Заходер. И действительно, достаточно вспомнить замечательную трогательную вставку, завершающую пятую главу, в которой Пятачок встречает Слонопотама: «И тут наконец Пятачок понял, каким он был глупым Пятачком. Ему стало так стыдно, что он стремглав помчался домой и лег в постель с головной болью, и в это утро он почти окончательно решил убежать из дому и стать моряком». О чем еще мечтать Очень Маленькому Существу, испытавшему ужас встречи с животным, о котором даже неизвестно, идёт ли оно на свист, и если идёт, то зачем? Пятачок видит Винни-Пуха с надетым на голову горшком, осознает, что на голове именно горшок, а не что иное («С вот такой головищей! Ну прямо, прямо… как… как не знаю что! Как горшок!»), но у страха, как говорится, глаза велики, и поросёнок впадает в панику. Оказавшись в своей постели, в доме, который находится в самой середине Дерева, которое находится в самой середине леса, Пятачок, как и любой трусливый, склонный к преувеличению опасности ребёнок, мечтает стать настоящим храбрецом. В 1960-м году человек в космос еще не выходил, а значит, космонавтом Пятачок не мог стать даже в мечтах. Зато моряки всегда считались бесстрашными покорителями стихии, способными на подвиг. Вот и Пятачку, находящемуся в максимально безопасном и комфортном положении, хочется быть отважным юнгой или, раз уж на то пошло, капитаном. Изумительная подробность, без которой наш, русский Пятачок – не Пятачок, а просто Хрюка.

Пожалуй, самая большая удача Заходера-переводчика – это как раз изменения на «микроуровне». Писатель, используя богатейшие возможности русского языка, не только сохранил, где это возможно, языковую игру Милна, но и украсил произведение собственными деталями, задав ему особенный тон. Так художник-профессионал одним штрихом создает шедевр из хорошей зарисовки, которой недостаёт выразительности. Своим изобретением Заходер считал имена персонажей: Винни-Пух, Пятачок, Сова, Тигра (и немало переживал о том, что их используют другие переводчики: «Под маркой Винни-Пуха тискают сочинения, не имеющие с книгой ничего общего за исключением украденных у меня имён героев»¹²). Заходеру принадлежит идея набить голову Пуха опилками. Вебер, стремящийся быть честным с читателем, предпочитает почти дословно воспроизвести оригинальную характеристику «Very Little Brain», не посчитавшись с тем, что на русском языке его перевод примет оттенок некой двусмысленности: «Мишка со слабеньким умишком».

Заходер, акцентируя внимание на неповторимости и замкнутости сказочного пространства, ловко обращает имена нарицательные в имена собственные, неодушевленные предметы в одушевленные, абстрактные понятия в осязаемые явления действительности, эпизодических персонажей во второстепенных. Благодаря этому начинает обрисовываться география Дремучего Леса: Дерево, в котором живёт Пятачок, Дом Совы, Шесть Сосен, Земная Ось. Винни-Пух, подходя к «одной знакомой луже», словно к давней приятельнице, делает её сообщницей в своих попытках добыть мёд. У Вебера изголодавшийся медвежонок не находит на полках буфета ничего, у Заходера находит – пустоту. На пустой желудок так себе приобретение, но всё лучше, чем ничего. А чего стоит вереница Родных и Знакомых Кролика, превратившихся у Вебера в унылую безликую массу друзей и родичей, родичей и знакомых, знакомых и родичей, друзей и родственников Кролика? Заходер сделал Родных и Знакомых Кролика узнаваемым полноправным собирательным персонажем своей книги.

Заходер охотно следует оригинальному тексту там, где милновская находка кажется ему удачной и имеет равнозначный эквивалент в русском языке. Порой Заходер подбирает настолько точные слова, что переводчикам, идущим вслед за ним, приходится отталкиваться в своей работе уже не от Милна, а от Заходера, чтобы не повторить его творческой находки. Это, конечно, далеко не всегда идёт на пользу художественной образности произведения. Например, знаменитое «А если ты не выстрелишь, тогда испорчусь я» Вебер вынужден перевести как «А если ты не выстрелишь, мне придется его отпустить, и я упаду, и разобьюсь», тогда как в оригинале черным по белому сказано spoil me – «испортить меня». Или обратим внимание на знаменитые философские вопросы ослика: «Почему?», «По какой причине?», «Какой же отсюда следует вывод?» Заходер повторяет логику Милна и переводит их дословно, Вебер, дабы не повториться, меняет перечень вопросов, и ослик у него начинает задаваться каким-то обреченно-трагическим и чуть ли не риторическим «За что?» и из философа мгновенно превращается в страдальца.

Еще более забавными и бессмысленными выглядят попытки Вебера изменить те слова и выражения, которые имеют не равнозначный, а однозначный перевод, и он кормит бедного Иа-Иа не чертополохом, а репейником, а «каждый вторник» у него странным образом превращается в «каждый четверг». Что от подобных изменений выиграл текст – вопрос интересный, еще более интересный вопрос – что в таком случае выиграл переводчик и на какого рода оригинальность он претендует?

Вебер нередко допускает во фразах своего перевода избыточную информативность, излишне распространяя их и поясняя очевидное, тогда как Заходер всегда лаконичен и в своей лаконичности красноречив и точен. Сравните реплики Совы: «Я сперва подумала, что там кто-нибудь живет, и позвонила, и ничего не случилось, а потом я позвонила очень громко, и он оторвался» (пер. Заходера) и «Сначала я подумала, что за кустом кто-то живет, и позвонила, дернув за шнур, но мне никто не ответил, поэтому я дернула вновь. И шнур остался у меня в клюве» (пер. Вебера).

Заходер поясняет или упрощает только те реалии, которые требуют пояснения («доска с надписью – их фамильная реликвия, то есть семейная драгоценность») или упрощения («Всё из-за того, что выход слишком узкий» – упрекает Кролика застрявший Винни-Пух Заходера); «Вот, что происходит, когда экономят на парадных дверях» – дословно переводит Вебер.

Ребенок, которому попадёт в руки перевод Вебера, будет лишен удовольствия оценить языковую игру Милна. Вебер пренебрегает ею даже там, где отказ найти нужную пару слов грозит провалом целой главы, – в названии. Там, где Заходер интригует своего читателя и сообщает, что во второй главе «Винни Пух пошел в гости, а попал в безвыходное положение», Вебер выкладывает все начистоту. Зачем читать большую часть главы, если в названии сообщается основное содержание: «Глава 2, в которой Пух идет в гости, объедается и застревает»? По сравнению с изящно употребленным фразеологизмом, цепочка глаголов идёт-объедается-застревает выглядит пресно и, к тому же, компрометирует Винни-Пуха.

Абсурдным выглядит перевод Вебером диалога между Совой и Винни-Пухом, принявшим незнакомые слова её речи за чихание: «Вы как раз чихнули», – произносит Винни-Пух, услышав слово вознаграждение. Во-первых, сочетание згржд не имеет звукоподражательного сходства с «чиханием по-русски». Во-вторых, когда Сова повторно произносит слово вознаграждение, Винни-Пух уже не так обеспокоен её здоровьем и продолжает беседу, словно смысл всех труднопроизносимых слов тут же стал ему понятен. Заходер, как мы помним, чтобы сохранить смысл диалога, несколько отходит от оригинала, применяя выражение «сообщи в прессу». Каждый раз, когда Сова произносит слово «сообщи», Пух принимает услышанное за «апчхи».

Вебер порой настолько увлекается сверкой своего перевода с заходеровским, что «переводит» даже то, чего не было в оригинале: Винни-Пух, остановившийся как вкопанный, у Вебера застывает, как памятник, когда ему достаточно было просто остановиться. Мало того, что отсутствующее в оригинале сравнение заимствовано у Заходера, так еще и переделано не лучшим способом.

В конце 60-х годов американское издательство «Даттон-Пресс» опубликовало фотопринт детгизовского издания пересказа Заходера «Винни-Пух и все-все-все», снабдив книгу рекламной аннотацией:

«“Winni-the-Pooh” стал русским медведем. Теперь у него новое имя — Винни-Пух — и он разговаривает по-русски, как будто провёл всю жизнь на берегах Волги»¹³.

И действительно, Заходер вносит в книгу несколько деталей, изменяющих национальный колорит сказки: на страницах русского Винни-Пуха на месте буков и папоротника-орляка вырастают русские берёзки и ольшаник, шнурок от звонка в доме пятачка превращается в кнопку, Кенга кормит Пятачка рыбьим жиром, Иа-Иа поёт песню «В лесу родилась ёлочка». Кроме этого, Заходер использует постоянные эпитеты русского фольклора Дремучий Лес, орешки калёные; обращается к русским национальным играм и забавам – хороводу, игре «Сиди, сиди, Яша». Безусловно, это упрощает восприятие книги русским читателем, делает её более доступной для ребенка и для взрослого, избавленного Заходером от необходимости отвечать на вопросы «Что это?», «Как это?» каждый раз, как в тексте встретится непонятная деталь.

Вебер себя такими мелочами не отягощает. Трудно представить, как должен ребенок понимать, например, следующую фразу: «C’est la vie, – все так же уныло продолжил Иа. – Французское выражение, означает – се ла ви. Я не жалуюсь, но так уж она устроена, эта самая жизнь». И это тогда, когда в оригинале употреблено совсем иное и по звучанию, и по содержанию слово: Bon-hommy – искаженное французское слово bonhomie, означающее «добродушие, простодушие, простота».

Заканчивая хвалебную песнь пересказу Заходера, хочу напомнить об огромном количестве использованных в тексте перевода более мелких, но не менее важных деталей: звукоподражаний («Пухх! Пуххх!», «жжжжжж»), авторских неологизмов, созданных теми способами, какими создают новые слова дети, постигающие язык: спаслание, слонопотамить, приманочней, правильнописание; языковую игру, связанную с осмыслением речи бессмыслицей (« – Это как раз подходящее место для засад. – Какой сад?», «обычная процедура <…> Бычья Цедура») и омонимией («Тронулись! – сказал кролик <…> – Вот именно, – сказал Иа. – Все тронулись. Но я тут ни при чем»).

Каким бы благим не было стремление многочисленных переводчиков «Винни-Пуха» подарить русскому читателю несокращенный, неизмененный текст, ни одна из предпринятых попыток не в состоянии превзойти по популярности пересказ Заходера. Вопрос о степени допустимой вольности в переводе – один из самых трудных и спорных в теории перевода, но когда переводчик вносит изменения в первоначальный текст, он с равной вероятностью может ожидать и оглушительного успеха, и сокрушительного провала. В случае с пересказом «Винни-Пуха и всех-всех-всех» Борисом Заходером можно с уверенностью сказать: эта книга – несомненный творческий успех писателя и большая удача читателя. Галина Заходер в своих мемуарах «Заходер и все-все-все» не без гордости поясняет: «Это тот счастливый случай для Милна, когда его соавтор со-равен ему, а может быть, местами даже превзошел самого автора. Существует мнение, и я не собираюсь о нем умалчивать, что русский Винни-Пух сильнее и интереснее английского. И не удачей ли судьбы объясняется мировая известность Винни, говорящего по-русски»¹⁴.

——

4. Милн, А. Винни Пух и философия обыденного языка. Winnie Пух. Дом в Медвежьем Углу. / А.Милн / Пер. с англ. Т.А. Михайловой и В.П. Руднева; Аналитич. ст. и коммент. В.П. Руднева. — Изд. 3-е, доп., исправл. и пе-рераб. М.: Аграф, 2000. — С. 10.

6. Вдовенко И.В. Стратегии Культурного перевода. — СПб.: РИИИ, 2007. — С. 63

11. «Борис сам был немного медведь…»»//Российская газета. Федеральный выпуск. №4746. 9.09. 2008.

Выпуск № 27 (2014)
Выпуск № 26 (2014)
Выпуск № 25 (2013)
Выпуск № 24 (2013)
Выпуск № 23 (2013)
Выпуск № 22 (2013)
Выпуск № 21 (2012)
Выпуск № 20 (2012)
Выпуск № 19 (2012)
Выпуск № 18 (2012)
Выпуск № 17 (2011)
Выпуск № 16 (2011)
Выпуск № 15 (2011)
Выпуск № 14 (2011)
Выпуск № 13 (2010)
Выпуск № 12 (2010)
Выпуск № 11 (2010)
Выпуск № 10 (2010)
Выпуск № 9 (2009)
Выпуск № 8 (2009)
Выпуск № 7 (2005)
Выпуск № 6 (2005)
Выпуск № 5 (2004)
Выпуск № 4 (2004)
Выпуск № 3 (2003)
Выпуск № 2 (2003)
Выпуск № 1 (2002)